Pokrovskiy

«Энеиду» Вергилия. Понятно, что обаятельная и очень даровитая
Клеопатра, столь живо изображенная Плутархом в биографии
Антония, обратилась у Лукана в простую блудницу, и
поэт возмущен тем, что дети от этом грязной связи сделаются
братьями Юлии, жены Помпея (X, 76).
Изгоняя, в противоположность Вергилию, из своего поэтическоу»
обихода мир богов, Лукан изгоняет и мифологию,
пользуясь ею лишь изредка с риторическими и орнаментальными
целями. Так, у него Курион в Африке узнает от одного местного
жителя миф об Антее и Геркулесе (IV, 591); или, например,
Лукан рассказывает миф о Медузе и Горгоне в связи со
страданиями войска Катона от ядовитых змей в Африке
(IX, 623 сл.).
Но есть область, сближающая его с Вергилием, — это народная
вера и суеверия, поскольку их разделяли образованные
люди того времени, а именно, — гадания, предзнаменования,
сны. Лукан идет еще дальше: он вводит в свою поэму элементы
астрономии или, точнее, — астрологии, и по поводу предзнаменований,
предшествовавших гражданской войне, даже
ссылается на ученого мистика конца республики Нигидия Фигула.
Более того, он верит в магию и, в связи с описанием
фатальной для римлян Фессалии, — классической родины колдуний,
— в мрачных тонах описывает свидание с одной из них:
Секста Помпея, пожелавшего узнать судьбу войны: для нега
она даже на время воскрешает убитого помпеянца, который и
дает неблагоприятное для него и для республиканцев предсказание
(VI, 410 сл.). О снах мы отчасти говорили. О них и
о предзнаменованиях Лукан мог получить сведения и из исторических
источников. Например, сон Помпея перед Фарсальским
сражением (VII, 7), когда он видит себя в своем театре
перед аплодирующей ему публикой, рассказан и у Плутарха
в биографии Помпея, очевидно, по тому же источнику, которым
пользовался Лукан.
Предзнаменования и предсказания описываются Луканом с
особым риторическим пафосом. Среди многочисленных чудесных
явлений, наблюдавшихся непосредственно перед гражданской
войной, упомянуты появление посреди Марсова поля
тени Суллы и ее мрачные предсказания, а тень Мария даже
подняла голову над волнами реки Аниеиа и тем привела в
ужас окрестных крестьян (I, 573 сл.). Одна женщина, потрясенная
грозящим будущим, стала пророчествовать в сильном исступлении,
как вдохновленная Фебом, не только о ближайших
судьбах войны Цезаря с Помпеем и помпеянцами, но и о второй
гражданской войне между Октавианом и последними республиканцами
— Брутом и Кассием (I, 673).
И эти мрачные картины эффектно усиливаются у Лукана
описанием общей паники в Риме, в которой особенно выделялись
женщины в траурной одежде, с растрепанными волосами,
308