Pokrovskiy

турион при начале похода, в Италию уверяет его в том, что
солдаты готовы для него разрушить даже Рим, сжечь его
храмы и перебить собственных отцов, братьев и беременных
жен (I, 359 сл.). И чем дальше, тем все более и более отвратительным
становится в изображении Лукана Цезарь. Зато
усиленно прославляются его противники Катон, о котором уже
говорилось, Помпей, душа которого переселяется на ^ небо,
Брут, которому дается совет перед сражением при Фарсале не
рисковать своей жизнью и обеспечить себе возможность впоследствии
покарать преступного Цезаря. Даже «глупейший из
помпсяицев» (по выражению Цицерона) Домиций Аэнобарб
(предок Нерона) обращается у Лукана в сурового и мужественного
патриота и выдающегося стоика. Отрезанный Цезарем от
Помпея в Корфинии, он был арестован собственными солдатами
и приведен ими к Цезарю, который не только пощадил, но
и отпустил его. Домиций имеет при этом гордый и угрожающий
вид, и Цезарь понимает, что он хочет наказания и боится
прощения: «живи, говорит он, хоть ты и не хочешь жить»
(И, 509 сл.). В сражении при Фарсале он был убит во время
бегства всадниками Цезаря. У Лукана (VII, 602 сл*.) он радостно
погибает, сохранив свою свободу, покрытый многими ранами
и довольный тем, что избавился от вторичного прощения; наподобие
гомеровского Гектора, он успевает бросить Цезарю
в лицо предсказание ожидающей его самого кары.
Таким образом, живые исторические личности обращаются
у Лукана в ходульные фигуры ложноклассической трагедии,
такие же, как в трагедиях его дяди Сенеки.
Любопытно появление Помпею во сне его жены Юлии
(дочери Цезаря), пробывшей лишь короткое время замужем, за
ним: оказывается, что из-за гражданской войны боги перевели
ее из Элизия во мрак Ада, но подземные божества позволяют
ей появляться во сне Помпею, и теперь Цезарь должен занимать
его дни, а Юлия ночи; ибо она из ревности не может
простить Помпею его неблагополучной женитьбы на Корнелии,
которую она называет наложницей (III, 10 сл.). Но оказывается,
и сама Корнелия считает свой брак несчастием для Помпея,
а себя наложницей по отношению к Юлии, тень которой
она заклинает не вредить Помпею (VIII, 104).
Насколько трогательнее Креуса у Вергилия, тень которой
отнюдь не возмущается предстоящим Энею в Италии браком
с Лавинией .и только просит его заботиться об их общем
сыне! Столь же человечна и Корнелия в знаменитой
элегии Проперция (IV, 11): тень ее не только допускает вторичный
брак любимого ею мужа, но даже советует ему принять
меры к тому, чтобы дети от их брака не слишком хвалили
мать в присутствии мачехи.
А ведь, между тем, Лукан с гордостью предсказывал своей
«Фарсалйи» бессмертие и несомненно хотел затмить ею
20* 807