Pokrovskiy

Мы уже говорили, что хотя Цицерон занимался философией
еще с молодых лет и в о б о и х судебных речах ссылался на «ее,
вероятно, чаще, чем другие судебные ораторы, но в поздних
собственно философских сочинениях он не проявил самостоятельного
критического отношения к отдельным философским
системам, и это объясняется прежде всего тем, что голова его
всю жизнь была занята изобретением адвокатских кунстштюков,
конечно, отвлекавших его от строгого философского мышления,
если, впрочем, он и вообще имел к нему склонность.
Но та же долгая адвокатская практика выработала у него
очень гибкий и ясный литературный язык, который оказался
для него истинным подспорьем при обработке сочинений теоретических
как по красноречию, так и по философии.
Но общая характеристика Цицерона как человека, как писателя,
как публичного оратора, как государственного деятеля—
дело чрезвычайно трудное и щекотливое. Яснее всего он
как писатель: благодаря своим природным дарованиям и неустанной
работе над самоусовершенствованием он оказал огромные
услуги латинскому языку и тем самым очень много сделал
для всеобщей литературы и для развития художественного
стиля у народов новой Европы, взявших себе за литературный
образец лучшие памятники римского художественного стиля, и
особенно стиля самого Цицерона. Пусть греческая философия
была для него лишь прикладной, вспомогательной отраслью
мышления и знаний, но он имел с ней дело всю жизнь, начиная
с ранней молодости, он ее по-своему любил и умел знакомить
с греческим гуманизмом не только своих современников,
но и отдаленных потомков — гуманистов новой Европы. Многие-из
его достоинств и недостатков объясняются бурной эпохой,
в которую он жил и действовал. Мы уже говорили, что
его судебно-политическое красноречие, на наш вкус, носит чересчур
театральный адвокатский характер; но этого требовала
тогдашняя публика, и от этого требования не могли уклониться
и его знаменитые предшественники Антоний и Красе, не говоря
уже о Гортенсии. «
С такой же исторической точки зрения позволительно рассматривать
и другие стороны его личности и деятельности.
Между прочим, мы видели, что он был очень тщеславен и
честолюбив и склонен к неумеренному восхвалению своих заслуг
в год своего консульства. Но, с одной стороны, это —
черта почти всех известных нам римских политиков того времени;
с другой, — ему, небогатому захолустному всаднику, посчастливилось
почти с головокружительной быстротой достигнуть
и славы первого римского оратора и должности консула
которая до него была для homines novi закрыта в течение целых
тридцати лет. Мало того, он в этот год становит-
148