Pokrovskiy

должности: отпросившись у Мецената на пять дней для отдыха
в деревне, он не возвращается к нему в течение месяца и, несмотря
на его дружеские упреки, думает и зиму провести не в
Риме, а где-нибудь у моря для поправления здоровья (послания
I, 1 и I, 7). . . .
Намеки на многолетнюю службу у Мецената заключают в себе
два любопытных послания к Сцеве (I, 17) и к Лоллию (I, 18),
в которых даются тонкие практические советы людям, желающим
взять место компаньона при богатом или высокопоставленном
человеке: «почитание могущественного друга приятно для
не испытавших того, а кто испытал, тот боится» (I, 18, 86), ибо
для этого приходится жертвовать своей самостоятельностью, и,
чтобы закрепить за собой расположение этого друга, требуется
много такта; самостоятельность, проявляемая с грубостью кинических
философов, во всяком случае, неуместна и только повредит
компаньону. Особняком стоит послание 19-е к Меценату,
в котором Гораций объясняет причины недостаточного успеха
своих произведений, хотя он первый популяризовал Архилоха,
Сапфо и Алкея: он избегал публичных выступлений с ними и не
ухаживал за критиками, которые в отместку находили, что поэт
слишком ушел в себя и, с другой стороны, желает нравиться
только людям всесильным.
Вторая книга заключает в себе три очень важных послания
о литературе к Августу, к Флору и к Писонам; последнее известно
также под названием De arte poetica (об искусстве
поэзии).
J
В послании к Августу он жалуется на чрезмерное пристрастие
публики к древнейшим поэтам и пренебрежение к новым.
Не отрицая заслуг и дарований у древнейших поэтов, Гораций,
однако, находит, что они слишком мало заботились о тщательной
обработке своих произведений; кроме того, на произведениях
этих слишком велик налет мужицкой грубости, свойственной
древним римлянам-земледельцам. Даже один из самых известных
поэтов древности Плавт небрежен в характеристике своих
персонажей и, очевидно, заботился не об успехе своих комедий,
а лишь о материальных благах.
Теперь поэзия вошла в моду, но, к сожалению, помимо истинных
поэтов, она привлекает к себе слишком много тщеславных
дилетантов; теперь «все мы без разбора пишем стихи, и учецые
и неученые» (ст. 117). Кроме того,'у современной публики явно
притупился вкус к драме, особенно к трагедии, которая должна
была бы привлекать к себе серьезного по ^воему характеру
римлянина; для плебса извинительно, что драме он предпочитает
травлю зверей или кулачный бой; но и образованные всадники
интересуются не самим текстом трагедий, а только помпезной
постановкой, с движением на сцене крупных конных и пеших
отрядов, процессиями пленных царей с закрученными за спину
руками, ездой разного рода повозок, частью с отбитыми у не-
218