Pokrovskiy

принимала теорию как бы циклического движения мировой
жизни и культуры, т. е. что первоначальное соверш енное бытие,
золотой век, мало-помалу изменяется к худш ему: вслед
за золотым веком идут серебряный и медный, а за ним порочный
железный; когда последний дойдет до крайностей, то цикл
начинается сызнова и идет в том ж е порядке, как и преды дущий.
Сходно было и учение астрологов о возвращении первичного
астрономического состояния. Наконец, в римские так называемые
Сибиллипы книги проникло в эту эпоху еврейское
предсказание о нарождении Мессии — царя, который спасет
мир от удручающих его зол.
И вот в 40 г. был заключен в Брундисии договор м еж ду
Октавияном и Антонием, причем представителем Октавиана был
Меценат, а Антония поддерживал Асиний Полл ион, консул
этого года. В этом ж е году ожидалось рождение ребенка от
жены Октавиана Скрибонии. Утомленное гражданскими войнами
общество возлагало большие надежды на этот договор как
на начало возвращения мирной жизни, и Вергилий воспользовался
случаем прославить Октавиана и отчасти Асиния Поллиона,
в консульство которого долж ен родиться ожидаемый
ребенок. Возвращается золотой век Сатурна, возвращается на
землю дева Дика, дочь богини правосудия Фемиды, которая
удалилась, на небо от порочного ж елезного века, и по мере
того как будет расти и мужать ребенок, будут развиваться
блага золотого века; сперва земля будет рождать благовонные
цветы, мирные животные не будут бояться хищных и будут
давать обильнейший удой; ни ядовитых трав ни змей не будет.
Когда младенец подрастет, земля будет порождать полезные
злаки, она зажелтеет нежными колосьями, на необработанном
кустарнике повиснет виноград, и твердые дубы сами будут
источать росистый мед. Но следы зла, укоренившегося в ж е ­
лезный век, еще не совсем исчезнут: ж аж да добычи и инстинкт
собственности все еще будут заставлять людей пускаться
в море, огораживать город стенами и взрывать землю
бороздами; не прекратятся пока и войны. Но все это изменится,
когда младенец обратится в зрелого мужа и начнет управлять
всем миром, умиротворенным доблестями его отца; купец
сам откажется от моря, земля сама будет приносить все, волы
будут избавлены от ярма и т. д. Грандиозность этих видений
внушает поэту страстное желание дожить до того времени,
когда он сможет сам воспевать эту великую эпоху, и он горячо
верит, что тогда перед силой его вдохновения отступят
величайшие мифические певцы Орфей и Лип и сам бог Пан.
Эклога оканчивается ласковым обращением к младенцу
и как бы комплиментом по адресу матери: «начни, малый младенец,
с улыбкой узнавать м ать...., кому не улыбались родители,
того ни бог не удостоит трапезы, ни богиня — ложа».
Пророчество это не сбылось: вместо мальчика Скрибония ро-
12* " 173