Pokrovskiy

из «Аииал» Тацита видно, что осуждения по ним удавались
преимущественно в случаях присоединения обвинения в оскорблении
величества.
Известный толчок обществу был этим восстановлением, конечно,
дай, но толку из этого вышло мало, как показывают
даже эпиграммы Марциала, несмотря на то, что он отнюдь не
думал критиковать правительственные распоряжения. Например,
один муж — очевидно, в угоду ' законам — приставил
к жене своей, за которой до сих пор никто не ухаживал, стражу;
теперь, когда жена стала запрещенным плодом, от поклонников
нет отбоя. Как быть с грехопадениями замужних женщин,
когда продолжают существовать модные курорты, особенно
знаменитые Баи на Неаполитанском заливе? Отдыхавшие или
лечившиеся там женщины нередко приезжают туда Пенелопами,
а уезжают Еленами; таким образом то, что было при
Овидии, продолжало существовать и при Марциале. Прелюбодеяние
жены бывает трудно установить, если муж, который
по закону имеет предпочтительное право на обвинение преступной
жеиы, не знает, а иногда- даже не подозревает, что жена
его ведет распутную жизнь. Если муж сам имеет связи на стороне,
то он обыкновенно мало интересуется жизнью жены,
и у Марциала выведена чета, в которой муж — специалист по
служанкам, а жена— по носильщикам носилок, чем кстати достигается
равенство обоих супругов (XII, 68: ancillariolus — 1есticariola).
К услугам таких жен могут быть также их вольноотпущенники-управители,
или врачи (т. е. люди, умеющие хоронить
концы).
В восстановленных законах Августа была одна большая
опасность: вопреки общему обычаю рабы выслушивались на
суде против господ по интимным делам их домашней жизни.
В виде предосторожности иногда платились большие деньги за
раба-кучера, если он был глух (XI, 38); равным образом в моде
были небольшие экипажи для двух человек, обходившихся без
кучера (XII, 24). Но законы эти, желая упорядочить семейную
жизнь, были довольно односторонними и молчали о многих
тайных противоестественных пороках, которые давно укоренились
в высших сословиях Рима.
Естественно, что раз 'вообще поднят был правительством
вопрос о добрых нравах, эти пороки не могли не привлечь
к себе внимания бытописателя с сатирическим уклоном, каким
был Марциал, посвятивший их изображению немало колких и
остроумных эпиграмм. Правда, за выбор столь щекотливых
тем его порицали уже в древности; раздавались порицания и в
новое время. Марциал оправдывался тем, что эпиграмма по существу
своему не должна быть пресной: в таком случае ее не
станут читать, а между тем его книги читаются и женщинами
и даже девушками, правда, втихомолку.
Но и эпиграммы этого рода не являются карикатурными гро-
294: 339