Pokrovskiy

ся именно с него. Он же много сделал и для освоения римлянами
греческой философской терминологии. Но все эти труды
писались спешно; по природе Цицерон не был философом; систематических
знаний по истории философии у него также не
было; многое он черпал из вторых рук. Отсюда проистекают
и его частые ошибки в изложении греческих систем и недостаток
критического отношения к ним. Вообще, эта работа
носит более просветительно-популярный, чем собственно научный
характер.
Цицерон пробовал себя и в области истории и даже
в области п о э з и и: так, он описывал и в греческих и в латинских
стихах историю своего консульства, — не совсем
удачно, но с большой дозой самовосхваления.
Наконец, от Цицерона дошла огромная переписка (изданная
после его смерти его другом Аттиком и любимым
вольноотпущенником Тироном) в двух больших и в двух небольших
сборниках, к которым присоединяется переписка с братом
Квинтом и с М. Брутом. В сборниках этих немало писем и от
его корреспондентов и вообще от большинства видных тогдашних
политиков — Цезаря, Помпея, Катона, Целия и многих
других. В общем эти письма дают несравненный материал не
только для характеристики самого Цицерона, но и для всей
бытовой, политической и социальной истории Рима его времени.
Так, например, письма Цицерона из изгнания (58—57 г.
до н. э.) свидетельствуют о его полной растерянности и
упадке духа и, таким образом, напоминают ламентации Овидия
из ссылки (в Tristia и Epistulae ex Ponto). Правда, удар, нанесенный
ему Клодием, был действительно велик: после упоения
победой над Катилиной, доставившей ему титул «отца отечества»,
Цицерон оказался лишенным прав гражданства g конфискацией
имущества и, конечно, хорошо понимал, как трудно добиться
восстановления своих прав. Особый интерес представляет
переписка с Аттиком, которому Цицерон доверял все свои
тайны: эти письма часто писались наспех, без стилизации, и
вследствие этого они ярко обрисовывают настроения автора в
самые разнообразные моменты его жизни.
Из писем, обращенных к Цицерону, весьма интересны письма
его талантливого, но неуравновешенного ученика Целия:
в них он с большой едкостью и остроумием описывает Цицерону
как политические, так и частные сколько-нибудь интересные
события. Полно растерянности его последнее письмо, в
котором он сообщает о своем переходе на сторону Цезаря.
Письма эти занимают всю VIII книгу сборника Ad familiares_
Вообще, только из переписки Цицерона мы получаем много
важных персональных сведений о главнейших римских политиках
того времени. Любопытно, например, что, вообще говоря^
прямолинейный Катон Младший в единственном уцелевшем от
него письме (Ad fam. XV, 5) оказывается довольно искусным