Pokrovskiy

ращениям; начало морального упадка изображено у него в виде
•противоположения Сципиона Африканского Старшего— Сципиону
Младшему: «римскому могуществу открыл дорогу Сципион
Старший, римской роскоши — Младший». Или о смерти Помпея
сказано, что «кому нехватало земли для побед, тому теперь ее
нехватает для погребения». Приписывая убийство Цицерона Антонию,
он обращается к последнему со следующей патетической
тирадой: «ничего ты, однако, не добился, Антоний! Он живет и
будет жить в памяти всех веков, пока пребудет неприкосновенной
эта вселенная, которую он почти единственный из римлян
•охватывал своим умом».
Но, вообще говоря, автор обладает и живым темпераментом
н несомненным литературным талантом, вследствие чего его
«нижка читается с большим интересом.
§ 5. ВАЛЕРИЙ МАКСИМ
Гораздо ниже его по своим дарованиям типичный ритор В а­
лерий Максим, предназначавший, кстати сказать, свой сборник
для пользования им в риторской школе.
Для своей работы он собрал большой материал из Цицерона,
Ливия, Варрона, Корнелия Непота, из разных готовых сборников.
Этот материал был схематично разделен им на 95 рубрик, которые
состояли из двух отделов — рцмского и иностранного; впрочем,
иностранные параллели иногда отсутствуют. Все эти цитаты
из разных авторов подверглись стилизации в духе новейшей
риторики, причем собственные замечания автора о тех или других
доблестях или пороках, о которых идет речь, отличаются
«большой высокопарностью, доходящей до темноты выражения.
Как и другим риторам, ему свойственны апострофы. Например,
•необыкновенно льстивое посвящение этого труда императору Тиберию
(пролог к 1-й книге): «начиная этот труд, к тебе взываю,
вернейшее спасение отечества, Цезарь, которому согласие людей
и богов благоволило вручить управление землей и морем! Твой
божественный промысл очень широко покровительствует тем
доблестям, о которых я намерен говорить, и очень строго карает
пороки. Если древние ораторы весьма .уместно начинали е всеблагого
и великого Юпитера, если выдающиеся поэты в начале
чсвоих произведений обращались к какому-нибудь божеству, то
моей малости тем справедливее было бы обратиться к твоему
милостивому покровительству, что о других богах мы можем
только делать предположения, а твоя божественность воочию
удостоверяет нас в своем существовании, кажется равной отцовскому
и дедовскому светилу... Всех прочих богов мы получили,
а Цезарей сами дали».
Вообще, литературная ценность труда Валерия Максима незначительна,
но знакомство с материалом, который в нем собран,
Для историка римской литературы очень полезно.