Pokrovskiy

И вообще, хотя «Буколики» Вергилия мягкостью и задушевностью
тона и изяществом языка приобрели много поклонников,
начиная с античности, они сильно уступают своему
образцу: конечно, Феокрит стилизовал быт своих деревенских
героев; но все-таки они в достаточной степени реальны и отличаются
друг от друга то характерами, то степенью умственного
развития; между тем, пастухи Вергилия довольно однообразны
и своей речью и мыслями напоминают образованных
горожан. При том Вергилию была знакома пока только северноитальяиская
природа, совсем не похожая на природу южной
Италии и Сицилии; поэтому, при всей его любви к природе,
его пейзаж бледен. Наконец, у северноитальянских пастухов
вряд ли был такой же быт, как у сицилийских, и мы не знаем,
было ли развито у них состязание в поэтической импровизации.
В виду этото наибольший интерес представляют те эклоги,
в которых живо отразились и современная Вергилию действительность
и особенно разорение северноитальянского сельского
хозяйства вследствие реквизиции земель в пользу ветеранов.
В подробности этого разорения нас вводит, прежде всего,
эклога 9-я, местом действия которой является Мантуя и Мантуанский
округ; о Сицилии здесь и помину нет, хотя имеются
реминисценции из Феокрита, да и действующие ее лица пастухи
Ликид и Мерис, наподобие пастухов Феокрита, упражняются
в поэтической импровизации; а в упомянутом ими
пастухе Меналке вся древность с полным основанием видела самого
Вергилия. Оба пастуха жалуются на насилие захватчиков;
от них едва не пострадал сам Меналк, песни которого, — отчасти
в честь Вара в надежде, что он поможет бедной Мантуе,
— оба пастуха вспоминают с любовью. Есть здесь и еще
один намек на современность: один из пастухов ждет богатого
урожая от звезды потомка Венеры Цезаря, имея в виду появившуюся
в момент смерти Цезаря комету, в которой народное
суеверие, поддержанное молодым Октавианом, усмотрело
божественную душу убитого диктатора.
Из позднее написанной 1-й эклоги видно, что Вергилий добился
от самого Октавиана возврата своего имения и устами
персонажа этой эклоги пастуха Титира прославляет его как
бога, в честь которого он начинает ежемесячно приносить
жертвы; но другой пастух Мелибей (лучше сказать, один из
мантуанских землевладельцев) очень огорчен необходимостью
уступить насилию и уходить о насиженного места куда глаза
глядят. К современной действительности относится и торжественная
4-я эклога с ее туманными чаяниями возвращения на
землю золотого века, каковые вообще были свойственны этому
смутному времени и в частности нашли яркое отражение в
шестнадцатом эподе Горация. Мысль о возвращении золотого
века нроповедывалась отчасти стоической философией, которая