Pokrovskiy

театральность были вместе с тем и отличительными чертами
стоицизма.
Еще перед Цицероном, незадолго до убийства Цезаря, носился
призрак смерти как наилучшего исхода из морально тяжелого
настроения, вызванного явным крушением республики, и
в своих «Тускуланских беседах» он отвел целую книгу вопросу
о презрении к смерти. Он же и назвал жизнь мудреца приготовлением
к смерти. Но лично Цицерону ничто не грозило, и сам
Цезарь относился к нему вполне дружелюбно.
В совершенно ином положении был Сенека и его современники:
смерть, соединенная с неслыханным унижением, грозила
им буквально на каждом шагу, и сочинения Сенеки, особенно со
времени его ухода от правительственной деятельности, полны
блестящих и внушительных афоризмов о презрении к смерти с
проповедью самоубийства. «Маленькое дело — дыхание (жизнь),
но Ееликое дело презрение к дыханию (к жизни)». «Тиранн может
отнять у нас жизнь, но не гложет отпять смерти» и т. д.
Приведем образцы его стиля, насколько его можно воспроизвести
по-русски.
Интересно начало 47-го письма к Луцилию о рабах: «охотно
от тех, которые приходят от тебя, я узнаю, что ты хорошо живешь
с рабами. Это прилично твоему уму, это прилично твоей
образованности. «Они рабы». Но они люди. «Они рабы». Но они
сожители по дому. «Они рабы». Но они друзья, лишь ниже тебя
стоящие. «Они рабы». Нет, они товарищи по рабству, если ты
только подумаешь о том, что судьбе дозволено одинаково много
против вас обоих»...
А вот некоторые афоризмы о жизни и смерти: «Не есть благо
жизнь, но благо — хорошая жизнь. Гораздо опаснее жить
дурно, чем умереть славно. Дурно жить в крайности, но нет
никакой крайности жить в крайности...»
Упомянутые выше трагедии Сенеки по всем признакам
были предназначены не для представления на сцене, ыо для
рецитации перед философскими и политическими единомышленниками.
Темы из области трагедии, как известно, были часто
предметом разработки в риторических школах, и влияние школьной
риторики проявляется з данных трагедиях с большой силой:
в них нет правильно развивающегося действия; нф тонкой
психологической характеристики действующих лиц; герои
любят произносить длинные монологи, за которыми идут не менее
длинные и монотонные, не всегда связанные с действием
размышления хора в анапестах или горациевских размерах; за
хором часто следует длинный монолог другого героя или героини;
диалог между двумя героями часто носит характер перестрелки
бойкими и изысканными афоризмами.
Хотя автор имел своими образцами Эсхила, Софокла и Эврипида
(также, впрочем, неизвестных нам греческих преемников
этих великих трагиков), по он не усваивает себе их ис-
294