Pokrovskiy

этого мало. Одна подробность эпизода, именно мирный сон лодочника,
которого будит Цезарь, дала повод к отступлению в
стоическом духе: «о, полная уверенности жизнь бедных людей и
их маленькое жилище! О, дар богов, все еще не понятый людьми!»
(V, 527). И подобные моральные отступления встречаются
у Лукана часто, иногда и не совсем кстати. После капитуляции
войск Афрания и Петрея в Испании их солдаты, изнуренные
жаждой, спешат вдоволь напиться. Сообщивший эту подробность
поэт разражается целой тирадой против расточительной роскоши,
которая не довольствуется малым и претенциозно утоляет
свой голод пищей, разыскиваемой на суше и на море, за убранными
на показ столами. «Учитесь тому, как мало нужно для продолжения
жизни и как не много требует природа. Больных поднимает
на ноги не благородное вино, разлитое в давно забытое
консульство, не драгоценные сосуды, но глоток чистой воды
возвращает жизнь. Для народов достаточно воды и хлеба»
(IV, 373—381). И вообще, лирические, или, лучше сказать,
риторические отступления характерны для Лукана. Вторая книга
(ст. 732) оканчивается такими размышлениями по поводу
предстоящей гибели Помпея: «твоя могила присуждена Фаросскому
(т. е. Александрийскому) песку, не потому, чтобы боги
предпочли лишить тебя погребения на родине, но они щадят
Гесперию (т. е. Италию). Пусть тут, на краю света, судьба
скроет это безбожие, и римская земля да будет сохранена не
запятнанной кровыо своего Помпея!».
Во всех этих литературных приемах ясно видно сильное
влияние школьной риторики, которая привилась к римской поэзии
еще со времен Проперция и особенно Овидия. Для Лукана
характерна, кроме того, стоическая окраска его произведений,
соответствующая его эпохе, семейным традициям, особенно
же — влиянию его учителя философа Корнута и его дяди Сенеки.
Такой стиль требовал также применения заостренных мыслей
и афоризмов, которыми богат и Лукан. Например, гражданскую
войну между Цезарем и Помпеем он в первых же стихах
своей «Фарсалии» называет «более, чем гражданской войной»,—
манерно, но и справедливо постольку, поскольку война
эта расцространилась на весь тогдашний мир. Конечный
исход этой войны он резюмирует в блестящем афоризме:
victrix causa deis placuit, sed victa Catoni (I, 128: «победившая
партия была угодна богам, а побежденная — Катону»). Или:
«держащему в руках оружие отдает все тот, кто отказывает
в справедливом» (I, 348: arma tenenti omnia dat, qui justa
negat) и т. д.
«Фарсалия» имела огромный успех и рано стала предметом
изучения в риторических школах, вследствие чего стали появляться
более или менее обширные античные комментарии к
ней, частью дошедшие до нас. Отдельные стихи ее попадают
310