Pokrovskiy

принадлежат не только люди высокопоставленные, как Сенека
или Трасея Пет, но и люди малые, например, вольноотпущенница
Эпихарита, участница заговора Писона против Нерона («Анн.»
XV, 51 и особенно 57).
Тацит завидует республиканским историкам, что сюжетами
для них были события большей частью грандиозные, тогда как
на его долю остались только мерзкие, по кровавые интриги
и дела, вообще говоря, мелкие. Но мрачность, присущая его
произведениям, отнюдь не делает его изложения монотонным;
в серии эпизодов одной и той же категории каждый имеет
свою индивидуальную окраску и каждый по-своему приковывает
к себе внимание читателя. Надо прибавить, что этот суровый
моралист никак не стремится к сгущению красок:
далеко не все хорошо при республике, и не совсем измельчало
человечество даже в его упадочную эпоху, и он с любовыо
выдвигает проявления высокого нравственного героизма у некоторых
своих современников и современниц.
Его замечательные творения не пользовались в Риме тем
успехом, на который они имели заслуженное право: после его
смерти в римской литературе произошел болезненный и неуклюжий
поворот к старине, принесший литературе много вреда;
так что в сущности Тацит, его современники — Ювенал, Марциал
и Плиний Младший и писатели предыдущего поколения—
Сенека и Петроний являются последними крупными
литературными деятелями Рима. Но уже несомненно его влияние
на позднего, очень видного историка (но при этом плохого стилиста)
Аммиана Марцеллина (IV века и. э.). Отцы христианской
церкви не любят его за презрительные отзывы о первых христианах;
в Средние века он недоступен ни своим языком, ни
своим содержанием. Его начали читать в эпоху Возрождения,
и уже Боккаччо пользуется им для своего трактата о знаменитых
женщинах. Еще более повысился интерес к нему с XVI века,
когда были открыты первые книги «Аннал»: им стали увлекаться
не только люди свободолюбивые, но и монархи и придворные,
к которым он относился с гневом или с презрением; при этом
монархи старались усваивать себе «тайны деспотизма», а придворные
— те способы, которыми можно сохранить милость государей.
Им пользуются, далее, для своих драм Корнель и Расин,
но очень большой авторитет он имел у французских республиканцев
времен великой революции, и один из них картинно
говорил, что одно только произнесение имени Тацита заставляет
'гираниов бледнеть. С другой стороны, Наполеон ненавидел его
как злейшего врага1 и запретил преподавание^его в школе, заменив
его Цезарем «се genie simple et sublime» (этим гением
простым и высоким).
1 Ср. спор о Таците между Наполеоном и Внландом в «Мемуарах» Талейрана
(«Эрфуртское свидание», стр. 340 сл. русского перевода).