Pokrovskiy

ным образом, потому, что из разнообразных, большей частью привлекательных
для женщин, подарков, он ухватился за оружие.
Спешно совершается брачный обряд над ним и Дейдамией, и
Ахиллес уезжает с Тидеем и Одиссеем (кн. I).
В книге II, по пути в Трою, Ахиллес подробно рассказывает
о своем учении под руководством Хирона.
У Стация были крупные предшественники и в этой поэме:
жизнь Ахиллеса была предметом нескольких старых, киклических
эпопей. На их основе и Софокл и Эврипид создали свои
драмы об узнавании переодетого де» ушкой Ахиллеса. Романтический
сюжет об Ахиллесе и Дейдамии усердно разрабатывался
и александрийскими поэтами, а через них — в довольно пикантной
форме — Овидием («Ars am.» I, 681 сл.). Наконец, узнавание
Ахиллеса живо изображалось в стенной живописи в Кампании,
т. е. как раз на родине самого Стация.
В какой степени он зависел от своих источников, большей
частью не дошедших до нас, — сказать трудно. Во всяком случае,
сохранившиеся две первые книги «Ахиллеиды» производят
самое приятное впечатление.
Вообще Стаций был весьма популярен среди своих современников.
Его много читали и впоследствии. До нас дошло
немало его рукописей и античный комментарий («схолии») под
именем Лактаиция Плацида к обеим его поэмам. «Silvae» в
Средние века затерялись, но обе поэмы были весьма популярны.
Великим его поклонником был Данте. Он не скрывает того,
что в ужасной сцене с Уголино, который в аду грызет голову
своего врага епископа Руджеро («Ад», XXXII, 130: «не иначе
Тидей грыз виски Меналиппа», т. е. Меланиппа), Стаций служил
ему образцом. Более того, в 21-й песне «Чистилища» Данге и
Вергилий встречаются со Стацием, который оказывается христианином,
переходящим теперь в рай. Стаций восторженно приветствует.
Вергилия как своего учителя («Чистилище» XXI, 94;;
ему он приписывает и свой переход в христианство (XXII, 73:
per te poeta fui, per te cristiano), причем ближайшим толчком
к этому акту послужила 4-я эклога с предсказанием о чудесном
младенце-спасителе (в Средние века, вслед за учителями
церкви IV в., под этим младенцем разумелся Христос).
Обе поэмы Стация усердно читались во времена Возрождения.
Например, рассказ Ариосто (в «Неистовом " Роланде»)
о вылазке Клоридано и Медоро для спасения тела Дардинелло
навеян рассказами Стация о Гоплее и Димаите и Вергилия—
о Нисе и Эвриале. Буйного героя Алькаста Тассо
(«Освобожденный Иерусалим», I, 63) сравнивает с Капанеем,
буйным героем Стация.
Для нового времени более привлекательны «Silvae», и сам
Гете очень хвалил точность и наглядность описаний Стация.1
1Schanz, Gesch. d. rdm, Literatur, S. 170, Anm. 3 (1913).