Pokrovskiy

честь?.. Вот следы чужого мужчины, Коллатин, на твоей постели;
по только тело опозорено, дух невиновен, смерть будет
тому свидетелем. Но дайте слово, что прелюбодей не останется
безнаказанным. Это Секст Тарквиний, враг в образе гостя, вооруженный,
прошлой иочыо насилием надо мной доставил себенаслаждение,
пагубное, если вы истинные мужчины».
Все по очереди дают слово, утешают больную духом, сваливая
вину, с принужденной к тому силой на насильника; «грешит
душа, — говорят они, — а не тело, и там, где не было
умысла, пет и вины». «Вы сами увидите, чего заслуживает от
вас тот; а я хоть и оправдываю себя в прегрешении, не освобождаю
от наказания. И ни одна после этого безнравственная
женщина не будет жить, ссылаясь на пример Лукреции». Нож,,
который у нее был спрятан под платьем, она вонзает себе в
сердце и, умирая, падает на свою рану».
О предварительной поездке Секста Тарквиния и Коллатина
для осведомления, чем занимаются их жены в их отсутствие^
тот же Тит Ливий сообщает кратко, что в то время как царские
невестки проводили время со своими сверстницами за роскошными
пирушками, Лукреция, к великому удовольствию своего
мужа, сидела до поздней ночи посреди своего дома и пряла
вместе со своими служанками (гл. 57).
Это краткое сообщение разрослось у Овидия в сложную
идиллию во вкусе александрийской элегии и новоаттической
комедии.
Лукреция готовит мужу военный плащ, как Аретуса у Проперция
(ср. Алкиону и Кейка в «Метаморфозах», — XI, 573); она
так женственна, что и голос у нее нежный и тонкий. Как большинство
элегических и специально овидиёвских героинь, она
смертельно боится войны — ср. Пенелопу («Heroid.» I, 22), Jiaoдамшо
(XIII, 51), Деяниру (IX, 36). Ее также пугает отвага мужа,
как Пенелопу и Лаодамшо. Ардея, хотя она в конце концов
должна увенчать римлян лаврами, так же ненавистна для нее,
как, например, Троя для Пенелопы. Понятно, что такой слабенькой
и нежной героине не мудрено расплакаться при наплыве
грустных воспоминаний и представлений. Таким образом.,
получается картинный контраст между ее печалью и радостным
сюрпризом — появлением мужа: «не бойся! Это я!» сказал муж.
Она ожила и повисла, «как малая ноша, на шее мужа». Крома
того, Лукреция склонила голову (поза для элегика весьма
соблазнительная — см. «Amor.» II, 4, 11), заплакала и таким
образом особенно похорошела (ст. 755 сл.). Это — традиционный
мотив, часто встречающийся у Овидия (ср. «Met.» IV,'230):
Левкотоя, неожиданно увидавшая влюбленного в нее бога солн—
на, Гермафродит, краснеющий от любовного признания нимфы
Салмакиды (sed et erubuisse decebat, IV, 330); Дафна становится
красивее от страха перед преследующим ее Аполлоном
(«Met.» 5зо); Европа боится ехать на Юпитере-быке и от