Pokrovskiy

печена его личная самостоятельность, которой он дорожил настолько,
что впоследствии отклонил лестное предложение самого
Августа занять влиятельное место его личного секретаря.
Гораций начал с сатир, или «бесед» (sermones), написав за
все время две книги, из которых во второй заметна наклонность
к драматизации.
Как и для Варрона, образцом для него был Луцилий, однако
с двумя существенными оговорками. Во-первых, Гораций
был недоволен внешней формой сатир Луцилия — шероховатым
стихом, небрежным латинским языком, в который то и деле
врываются греческие слова и даже целые фразы, вообще манерой
спешно писать, вследствие чего его изложение похоже на
мутный илистый поток, в котором много лишнего; несомненно*
что и сам Луцилий, если бы судьба перенесла его в эпоху Горация,
многое усовершенствовал и сократил бы в своем изложении
(Serm. I, 10).
Такая критика характерна и для эпохи Горация и для него
самого. Уже под пером Вергилия латинский поэтический язык
принял классические формы. Гораций и его младший современник
Тибулл продолжали дело Вергилия, причем для произведений
Горация характерен не высокий поэтический стиль, а искусно
примененная к его темам разговорная речь образованного общества
его времени. »
С другой стороны, введение нового, на первых порах террористического
режима не давало места для свободной и глубокой
критики современных общественных отношений; для сатиры
оставалась форма беседы (не даром сам Гораций любил называть
свои сатиры sermones) на разные житейские или философские
темы в духе «диатриб» кинического философа Биона;
такая постановка дела была особенно симпатична Горацию потому,
что с молодых лет, еще в Афинах, он усердно занимался
философией, и хотя, по примеру других римлян, был эклектиком,
но больше всего склонялся на сторону эпикуреизма, подшучивая
в своих сатирах над монотонной и ходульной раздражительностью
моралистов стоиков: нужна краткость, говорит он
в 10-й сатнре книги I, чтобы мысль лилась ровно, не путаясь в
словах и не обременяя изобилием их утомленных слушателей;
•самая речь должна быть разнообразной — то суровой (tristis), тс
шутливой, свойственной иногда ораторскому тону, иногда поэтическому,
иногда светскому; она должна беречь свои силы и
пользоваться ими с обдуманной умеренностью; смешное нередко
сильнее и удачнее разрешает дело, чем резкое, или, — как говорит
он в другом месте, — задача сатирика — «смеясь говорить
правду» (ridentem dicere verum), — мысль, в которой он сходится
с воззрением Цицерона на ораторское искусство (De oratore,
II, 236). Но в этом пункте он не совсем порывает с Луцнлием*
у которого шутка и ирония, столь свойственные Горацию, занимают
немалое место. Более того, он недаром находил у Луци-
210 —