Pokrovskiy

христианских понятий (например, Троицу они называли dii
superi и т. д.).
Для итальянцев времен Возрождения, как и в эпоху Данте
и Петрарки, деятели и события римской истории были как бы
современными: мы знаем, например, что арестованные убийцы
тирана Александра Сфорца вдохновились описанием заговора
Катилины, а еще раньше Кола ди Риенци, под влиянием изучения
римской юриспруденции, сделал попытку возродить римский
народный трибунат. Знаменитый политик Маккьявелли в
своем «Государе» и особенно в «Рассуждениях о первой декаде
Тита Ливия» тщательно изучает секреты древнеримско]!
политики для поучения современных ему государственных деятелей.
Или, например, когда в начале XVI в. были открыты
неизвестные до того времени первые книги «Аннал» Тацита,
то на их изучение, можно сказать, набросились и представители
политической оппозиции, т. е. читатели, близкие по духу к нему
самому, и разоблаченные им тираны, и презираемые им,
льстивые придворные. Тираны учились у него «тайнам деспотии»,
которые сам он обнажал с глубокой горечью, а придворные
старались найти у пего наставления, как приобретать и
сохранять милость государей. Во Франции и в.1Англии в XVI в.
увлечение античной древностью также велико. Особенно ярко
выражено оно у Раблэ в письме Гаргантюа к сыну его Пантагрюэлю,
обучавшемуся в Париже. Старый Гаргантюа чрезвычайно
рад изобретению книгопечатания, которое с быстротой,
повсюду распространяет образование и облегчает повсеместное
изучение греческих и латинских классиков, без знания которых
стыдно называться человеку ученым: «Скоро никому не будет
места в обществе, если он не был образован в мастерской
Минервы. Что сказать? Женщины и девушки стремятся к той
манне небесной, которую зовут ученостыо». Сам Гаргантюа на
старости лет принялся за изучение греческого языка. И без
того прилежно учившийся Пантагрюэль стал после получения
этого письма с жадностью пожирать книги, как огонь жрет
сухую траву.
Руководящие для Франции и для Англии скептические мысли
Монтэня (в его «Опытах») постоянно иллюстрируются цитатами
из латинских писателей, в- которых он был чрезвычайно
начитан.
Во Франции и в1 Англии изучение римской литературы и
латинского языка приводило к усовершенствованию местного
национального языка. И здесь и там крупные римские деятели
были предметом или безграничного обожания или безграничной
ненависти. Например, молодой друг Монтэня Этьен де ла Боэси
в своем трактате «Discours sur la servitude volontaire ou Le
contre Un» горячо отстаивает полную безупречность Брута и
Кассия, этих освободителей не только Рима, но и всего мира
<от тирании; а между тем, он мог знать из Цицерона и из Плуi
J