Pokrovskiy

труд Сенеки часто прерывается рассуждениями моралистического
свойства, то они уже по этой причине не нуждаются" в строгом
и логическом расположении материала; для автора бывает
Достаточно заняться одним-двумя тезисами, подкрепить их более
или менее яркими примерами из истории и особенно из окружающее!
действительности, — причем ему на помощь приходит
и его острый сатирический ум и богатый жизненный опыт, —
и заострить свое рассуждение блестящим, легко запоминающимся
афоризмом. Таковы, например, его наблюдения над роскошью:
«ты не будешь удивляться бесчисленности болезней: сочти только
число поваров». Сюда же относится изысканное по форме
суждение о современных гастрономах, лучше сказать, обжорах:
e'dunt ut vomant, vomiint ut edant («едят, чтобы вырвало, принимают
рвотное, чтобы есть»).
Как главы из философских трактатов, так и письма Сенеки
напоминают суасории риторской школы, усердным учеником которой
он в свое время был. Ее эффектные приемы он применяет
во всех своих сочинениях. Пример ему был подан его учителем
философии Папирием Фабианом, который сначала был ритором,
а потом перешел к философии и сделался декламирующим философом
или философствующим декламатором.
В риторской школе на первых порах еще признавался — по
крайней мере, номинально — авторитет Цицерона. Сенека его отрицает:
ему противны периоды, и его собственная речь состоит,
по определению Квинтилиана, из sententiae minutae, т. е. из
очень коротеньких, не соединенных союзами предложений типа
афоризмов. Это, следовательно, рубленый азианский стиль с применением
метрически построенных концов предложений (см примеры
у Нордена в Kunstprosa, I, р. 311); так строил их и Цицерон,
речь которого, однако, была периодична. К этому присоединялось
пристрастие к заостренным антитезам, к накоплению
метафор, к парадоксам, к выбору чрезмерно ярких и преувеличенных
выражений. Этот стиль вызвал много нареканий, особенно
со стороны Квинтилиана, рекомендовавшего возврат к Цицерону.
Но Тацит («Ann.», ХИТ 3) называет литературную манеру
Сенеки приятной и приспособленной к уху его современников.
Новейший авторитет в области истории художественной прозы
Норден (I» Р- 313) с основанием подтверждает это суждение великого
историка ссылкой на полные крайней остроты противоречия
истинно трагической эпохи, в которую жил Сенека и
которой соответствовал его стиль: «гений и преступление, грандиозное
и ужасное переходили одно в другое», и «картиннопомпезные
декламации Сенеки о самодовлении добродетели,
о блаженстве мудреца, стоящего, как утес, в море, о .который
бьются бушующие бури судьбы, о победоносной борьбе
духовного атлета со страстями, порабощающими всех других
людей..', принадлежат к самым величественным приобретениям,
полученным нами от всей древности». Помпезность и известная