Pokrovskiy

Но все-таки следы влияния Теренция на позднейшую драму и
зообще на римскую литературу и культуру очень значительны.
Когда на смену fabula palliata пришла fabula togata с сюжетами
из национально-италийской жизни, то изящный язык и ме-
•иандровский реализм комедии Теренция ‘сделались предметом
глубокого поклонения у важнейшего представителя этого нового
жанра Афрания: «неужели вы назовете кого-либо подобным
Теренцию?», — говорит он в одной из своих комедий.
Далее, Теренция тщательно изучают и ученые грамматики и
литераторы, включая сюда и его биографа Светония. Кроме комментария
Доната, мы знаем еще комментарий Евграфия, имеем
сведения о комментаторе Эванфии; в некоторых комментариях
заметна попытка извлечь из Теренция материалы для риторики;
з старейшем кодексе (Codex Bembinus) текст сопровождается'
схолиями, т. е. толкованиями отдельных слов и* выражений; из
подобных схолий составлялись и специальные словари к Теренцию
(glossaria).
Теренция изучают и ораторы, тем более, что самая теория
ораторского искусства рекомендовала основательное знакомство
с Эврипидом и Менандром: первый должен учить будущего судебного
оратора пафосу и изворотливой аргументации, второй —
правдивому изображению жизни. Поэтому Теренций пользуется
особым вниманием самого Цицерона. Последний, например, считает
образцом ораторской narratio (рассказа) рассказ Симона в
«начале («Andria»); из произведений Цицерона видно, что некоторые
типы Теренция, как тип парасита Гнафона в «Евнухе»,
стали провербиальными: bi трактате «О дружбе» Цицерон даже
предостерегает от таких льстецов, как Гнафон. Он же применяет
педагогическую теорию Микиона в речи, произнесенной в
защиту своего ученика Целия.
Провербиальными стали и отдельные меткие выражения и
афоризмы Теренция, например hinc illae ladrimae — «вот откуда
эти слезы»; или homo sum: humani nil a1me alienum puto —
•«я человек, и ничто человеческое не считаю себе чуждым».
Уже классический язык Теренция сделал его школьным автором,
а так как школа готовила своих учеников к судебноораторской
и политической деятельности, то достояние Теренция
этим косвенным путем снова, хотя и частично, возвращалось в
общественный оборот. Даже в конце римской империи Августин
з своей «Исповеди» сообщает, что в его время те, кто готовился
к ораторской карьере, с особой тщательностью изучали именно
Теренция.
В средние века Теренция ценили только как стилиста, но его
философия была для того времени неприемлема, и, например,
ученая монахиня X в. Гротсвита писала в подражание ему благочестивые
драмы, наполняя их антитеренциевским содержанием.
•Полное же признание Теренций получил во времена Возрождения,
которое сумело оценить также и педагогические теории,