Pokrovskiy

(в «Илиаде») или краткие упоминания (в «Одиссее»). Вергилий
посвящает этой теме целую песнь (II), и хотя в ней есть
следы пользования циклическим эпосом и сходство с планом
так называемой Tabula Iliaca, но в общем она принадлежит к
числу самых прочувствованных и пламенных созданий Вергилия.
Даже без справок в источнике, она производит впечатление
катастрофы, пережитой самим поэтом, который, кстати сказать,
едва не погиб от вторгнувшихся в Мантуанский округ
ветеранов.
И действительно, при внимательном рассмотрении многое
в ней напоминает кровавые сцены времен проскрипций, и некоторые
из ее действующих лиц похожи на современников Вергилия.
Мы только что упоминали Калханта и Одиссея; римский
великий понтифик, важный и властный сенатор, чувствуется
в жреце Лаокооне с его строгим и лаконическим обращением
к толпе. В противнике Турна, изворотливом демагоге Дранке
некоторые ученые видят самого Цицерона. Гибкий, вкрадчивый
оратор грек Синон, повидимому, взят Вергилием из современной
ему римской действительности: такую фигуру он мог найти
среди уличных римских агитаторов в последние годы республики
(см. «Заговор Катилины» Саллюстия, 50). Из них особенно
оригинален грек Герофил, ветеринар по профессии, выдававший
себя за сына (или за внука) Мария, чрезвычайно популярный
у легковерного плебса. По смерти Цезаря, опираясь на
плебс, он не только грозил его убийцам, но и замышлял радикальную
революцию с убийством всех сенаторов, пока не был
казнен Марком Антонием.
Попав в плен, Синон ожидал для себя смерти, но своим
красноречием он сначала возбудил у троянцев любопытство, а
потом довел их до полного сострадания. Нечто подобное рассказано
Цезарем о красноречивых греках-массилийцах (В. Civ.,
II, 12), которым удалось отвлечь солдат Цезаря от военных
действий, вызвать к себе сострадание, добиться перемирия,
а затем, пользуясь беспечностью римлян, поджечь все их осадные
сооружения.
Умея действовать на суеверие трояццев (римлян), Синон
обнаруживает большое показное благочестие. С мнимым возмущением
он рассказы вдет о безбожном похищении Палладия
(изображения Афины Паллады) Диомедом и Одиссеем, которые
предварительно убили сторожей храма и сорвали божественное
изображение окровавленными руками. Он же негодует
на то, что его самого хотели принести в жертву, — в> тон
Цицерону, который возмущался существованием у галлов человеческих
жертвоприношений (pro Fonteio, § 31).
Вообще римская история и особенно трагическая современная
действительность оставили ясные следы в вергилиевской эпо-
198