и перевод четырех Евангелий__Том 24

расположения, вступления к молитве и ее заключения и
ее связи с догматом троичности, который рассказывают в ней с тем
большей жадностью, чем меньше оказывается его в тексте. Предполагать
в ней какие-либо задние мысли в отношении догматов или какиелибо
особые предназначения в форме, значило бы странным образом
оставлять без внимания дух господа и ту цель, которую он имел в
виду, выражая эту молитву.
В обращении, которым начинается молитва, сразу бросается в глаза
название отец, столь редко встречающееся в Ветхом Завете, столь свойственное
евангельской религии. Смысл этого названия не исчерпывается
представлением о доброте творца; оно главным образом напоминает, что
Иисус хочет сделать людей сынами Божиими, и этот элемент, практический
и мистический в одно и то же время, напоминание долга и чувство духовного
единения, должен с самого же начала привести молящегося в подобающее
расположение духа. Он будет говорить: Наш отец, хотя мог бы сказать:
Мой отец, потому что ему любезно будет напоминание о том братстве,
которое соединяет его с ему подобными.
И он будет говорить, даже в наше время, о небесах как о местопребывании
высочайшего, не задаваясь вопросами космологии, потому что это
выражение является символом величия, могущества и провидения Божьего,
потому что оно напоминает ему о его зависимости и в нем заключается
залог веры, несомненной и непоколебимой.
Первое прошение представляется на первый взгляд просто известным
почтительным выражением, актом смирения твари пред лицом творца.
Слова: «Да святится имя твое» могли бы быть поняты просто как выражение
почтения. Но даже в этом случае уместнее было бы подставить вместо
имени лицо, как это вообще принято в библейском языке. Однако мы сделали
бы ошибку, остановившись на таком объяснении. Истинное почитание
Бога, в вышеуказанном смысле, возможно бы было лишь для того, кто
освятил бы сначала себя, — другими словами, сделал бы себя достойным
близости к святейшему, и потому первое прошение (которое может быть
и прошением-то лишь при этом условии) заключает в себе и нравственное
обязательство и просьбу о помощи для его выполнения.
Второе прошение касается пришествия или осуществления царства
Божьего. Под «царством» в этом случае надо понимать нечто чуждое
еврейским представлениям и свойственное исключительно евангельскому
повествованию. Прошение не имеет в виду осуществления известного
события, видимого, так сказать, осязаемого, — какого-либо переворота,
долженствующего изменить лицо земли, стремительно и одним махом,
как того ожидали иудеи; но в нем выражается желание видеть установление
такого порядка в жизни людей, когда господствовала бы лишь одна
святая воля Бога и ею одной управлялись бы все людские дела, — такую
фазу прогрессивного развития человечества, когда сделался бы живой
действительностью тот идеал теократии, который рисовался лишь в воображении
пророков. Так как ясно, что не Бог может ставить преграды к такому
преобразованию, то и это прошение, так же как предшествующее, заключает
в себе обещание со стороны человека оказывать всякое содействие
столь желанному делу. Мы видим отсюда, что Лука мог исключить третье
262