и перевод четырех Евангелий__Том 24

пред кем-либо другим из смертных, относительно условий спасения,
отклоняет от себя честь называться благим; тем более, значит, всякий
другой должен остерегаться, чтобы не оказаться слитком самонадеянным
в этом отношении. Один Бог — благ, вполне, неизменно. Человек не должен
называться благим и особенно считать себя таким, не только потому,
что у него на самом деле есть недостатки и что он может пасть, но и по
причине, о которой говорят менее часто: самый лучший может и должен
всегда подвигаться вперед, всегда ему остается что-нибудь сделать, каждый
день возлагает на него новые обязанности. Никогда не наступит для
него субботы, назначенной для радостного созерцания вполне законченного
дела (Ин. V, 17; IX, 4). В этом смысле, не насилуя своего чувства и не приписывая
Иисусу жеманства и ложной скромности, мы можем признать,
что он мог и должен был отвергнуть то название, какое дал ему этот человек,
чтобы в то же время привести его к правильной оценке своего собственного
нравственного достоинства и избавить от тех призраков, какими
он себя окружил. Понятно, что некоторых читателей оскорбляло
то выражение, которое, повидимому, противоречило представлению о непогрешимости
Иисуса. И вот мы видим в тексте Матфея, в том виде, в каком
он восстановлен был критикою, попытку изменить первоначальную
форму речи Иисуса, сохраненную в тексте других Евангелий.
Отвечая затем на самую существенную часть вопроса, Иисус сначала
отсылает своего собеседника к закону (ср. Лк. X, 25). Этой ссылкой на
закон он отнюдь не хотел сказать, чтобы соблюдения, более или менее
строгого и точного, известных предписаний, в большинстве случаев отрицательных,
достаточно было для достижения неба и приобретения названия
благого. В этом случае Нагорная проповедь могла бы предохранить,
нас от ошибки. Этой ссылкой на закон он хотел заставить своего самона
деянного собеседника оглянуться на самого себя, заглянуть в свою совесть,
вообще приготовить его беседой, касающейся закона, к принятию чисто
евангельских истин. Добрый израильтянин не боится испытания, он подвергается
ему без страха и сомнения. Он всё это делал, соблюдал с юных
лет. Не требуется ли чего большего?
Он так искренен в своем самообольщении, что Иисус полюбил его.
Очевидно, как иудей, он сделал всё, что мог и должен был сделать. Закон,
веления, предания не требовали от него большего. Иисус пытается, однако,
расширить круг его обязанностей и пользуется при этом выражением
чрезвычайно сильным, удивительным и даже, если угодно, несуразным,
с точки зрения делового здравого смысла (Лк. XII, 33), но вполне пригодным
для того, чтобы сделать осязательной мысль, которую оно должно
было представить. Пробный камень, которым он касается этого золота
законнической добродетели, состоит просто в вопросе, доходит ли она до
отрицания законных земных интересов ввиду высших, но чисто духовных
благ. Если бы могло оставаться какое-либо сомнение в этом отношении,
то тот факт, что Марк сам дополняет приглашение Иисуса выражением:
взяв крест (ср. Мф. X, 38; XVI, 24), и затем истолкование, приводимое
ниже в 29 ст. трех Евангелий, показали бы нам, что мы очень погрешили,
бы, если бы приняли разбираемое нами выражение только лишь за поло
жительный и прямой совет выбрасывать деньги за окно. Христианская
399