и перевод четырех Евангелий__Том 24

добродетель не должна выходить из границ. Любовь к деньгам есть один
из тысячи камней преткновения, на которые наталкивается нравственная
слабость, один из подводных камней, на которых она разбивается. Она
приведена здесь только лишь в пример, и было бы несправедливо думать,
что рассказ этот не имеет более общего значения, или что им самое богатс
тво, как таковое, определялось бы как зло. (См. особенно объяснение,
приводимое Марком, X, 24, бесспорно справедливое, хотя, может быть,
и сделанное писателем по собственному почину.)
Этого второго испытания юноша не выдерживает. Царство Божие,
вечная жизнь, как он их себе представлял, не стоили такой цены, по его
мнению. Иисус видит, что он отходит с печалью, и с грустью изрекает
пред своими учениками истину, которую он уже не раз повторял в разных
выражениях (Мф. VI, 19; XII, 49; XIII, 44; X, 9, 37; XVI, 24; Лк. IX,
62; XII, 22; XIV, 26), но которую всегда лишь с большим трудом мог
внушить людям, — ту истину, что спастись может лишь тот, кто умеет
отречься во-время; что ради небесных благ надо уметь пренебречь земными,
что бывают минуты, когда приходится делать выбор между теми
и другими. Люди так мало расположены делать этот выбор в спасительном
для них направлении, что Иисус решается сказать невозможно, что он
как будто отчаивается найти среди них тот нравственный героизм, к которому
он взывает. Образ верблюда и игольного ушка имеет то же значение,
как образ горы, перенесенной одним словом; это — фигуральное выражение
невозможности. И совсем не нужно при этом заменять (как это
было предложено) верблюда канатом или игольное ушко узкими воротами,
рискуя ослабить силу вошедшего в пословицу выражения. Оно встречается
и у талмудистов и у арабов, которые даже не довольствуются верблю
дом и заменяют его слоном.
Ученики так хорошо понимают значение слов учителя, что, оторопев,
восклицают: так кто же может спастись? Это не значит, что если богатые,
у которых так много средств делать добро, могут лишиться неба,
то тем более не достигнут его бедные, которым нечего дать. Они хотят
сказать: если то, чего люди желают всего более, является помехою на
пути к спасению, то как надеяться на то, что кто-либо достигнет цели? Мы
прибавим в том же смысле: богатый и бедный суть названия крайне неопределенные
и вполне относительные; вещественная доля земного счастия
не определяет собой степени сердечной привязанности к предметам этого
мира, ни вероятности, более или менее значительной, успеха для человека,
стремящегося обуздать ее. Лишь частный случай, наводящий здесь на
размышление господа, представлял эту истину в форме, наиболее осязательной
и понятной для массы. Потому-то эта форма усвоивается и применяется
им.
Он прибавляет также еще одно слово, которое ясно показывает, что
значение первого выходило далеко за пределы того, что обыкновенно
называют довольством или богатством. Если спасение, уверенность в вечной
жизни, доступ к царству Божию были бы лишь делом самих людей,
их постоянных и неустанных усилий, их сил и их воли, то никто не достиг
бы его. Всем им нужны содействие сил божественных, помощь святого
духа, милостивая поддержка. Для Бога и чрез Бога всё возможно. Это место
400