и перевод четырех Евангелий__Том 24

бедности и как бы оправдаться перед ними в том, почему он прежде советовал
им ничего не иметь.
Кто же может спастись: ежели так трудно спастись богатым, которые
имеют столько возможности и способов делать добро, то кто же после
сего может спастись? Заключение учеников от большего к меньшему.
Или же: если так трудно спастись богатым, то спасется ли кто из них,
кто из них спасется?
Boззpeв: это замечено и у ев. Марка, как особенность при этом ответе
господа, что он воззрел. Кротким и тихим взором он успокоил волнующие
их мысли и разрушил недоумение; это самое и замечает евангелист, сказав:
воззрев.
Человеком это невозможно и пр., т. е. чтобы богач спасся, это самим
людям по человеческим их средствам невозможно, люди бессильны сделать
это, но Бог всесилен, и для него ничего нет невозможного. Его милующая
и спасающая благодать сильна сделать то, что человек никак не может
сделать своими силами и средствами. Но каким же образом невозможное
сделается возможным? Если ты откажешься от своего имения, раздашь
оное нищим и оставишь злые вожделения, ибо слова Иисуса Христа не
приписывают дела спасения исключительно одному Богу, но вместе выражают
и трудность сего подвига для нас, что видно из следующего.
Вот что говорит Рейс (Н. 3., ч. I, стр. 527):
В этом месте основа повествования одна и та же у трех евангелистов,
и различия касаются лишь маловажных подробностей. Тем не менее разли
чия эти такого рода, что по ним мы должны признать здесь передачи более
или менее свободные и независимые одна от другой. Личность, выводимую
в рассказе, Матфей называет юношей, Лука — начальствующим (в синагоге
или в общественном управлении?); в сущности, может быть принято
и то и другое. Вопрос, какой он предлагает Иисусу, повидимому, был
вызван похвальным чувством, — если только не делать совершенно
произвольного допущения, будто он явился для того, чтобы услыхать,
что ему нечего более делать. Он чужд грубых пороков и грехов; но он
знает, что нужно пойти дальше ходячей нравственности, чтобы надеяться
на вечное блаженство, и, представляя себе условия вступления в царство
Божие в виде известного количества того, что следует сделать, спрашивает,
чего еще ему недостает. Он очень вежлив с Иисусом и начинает свой разговор
с ним с ласкового обращения: учитель благий.
И на этих-тο словах, сказанных без всякой задней мысли, останавливает
его Иисус, чтобы дать ему понять неизмеримую важность затронутого
им предмета: Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как
только один Бог. Иисус понял, что человек этот нисколько не сомневался
в своей благости, что он не уяснил еще себе всего значения этого слова или
понятия, что он не имел еще представления о величине наших обязанно
стей, соразмеряемой с безусловной святостью Бога и бесконечными нуждами
людей. Так пусть же он прежде всего научится измерять расстояние,
которое отделяет его от цели, — вернее, различать ту цель, на которой
он еще никогда не останавливал своего внимания. Великий пророк, с которым
он говорит, с которым он нашел нужным посоветоваться, предпочти­тельно
398